Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe

"Мои дни были переполнены", - говорит Микки о своей работе в Daily News.

Я неохотно просыпался в этой отвратительной маленькой квартире, завтракал в темноте столовой, которую обслуживал невзрачный мальчик, доставшийся мне в наследство вместе с зеленым и серебряным, и спешил в офис. Как правило, задание на день можно было уточнить с утра. Это могло быть интервью с каким-нибудь уходящим на покой магнатом... или, может быть, плавательный бассейн, открываемый рекламным клубом. А может, я сам придумаю материал о китайской аптеке, где для привлечения покупателей развешаны клетки с настоящими индо-китайскими ленивцами. Пока у меня была колонка, в которой не было новостей, чтобы наши читатели не мучились от необходимости думать, я был в порядке.

Типичным заданием был очерк о плодовитой британской писательнице-романтике Дороти Блэк, сошедшей с корабля SS Naldera 21 апреля 1935 года. "Шанхай - это разврат!" жаловалась Блэк Микки. "Ничто из того, что Китай может сделать с нами, не может быть и вполовину хуже того, что мы сделали с Китаем! Куда бы я ни пошел, я вижу маленькие желтые "Гарбо" и сумрачные "Кларк Гейблз". Я пытался и пытался купить китайский фонарь.

Я могу найти такие вещи, за которые мы платим десять центов в магазине Woolworth, но здесь они стоят доллар. Мы приучили их к тому, что им нужны некачественные вещи, а не их собственные прекрасные изобретения". (В письме редактору газеты, подписанном "Noblesse Oblige", остроумно спрашивается: "Если эта добрая леди хочет китайский фонарь, почему бы ей не отправиться в китайский город, где они продаются?")

Будучи заезжей литературной знаменитостью, Микки продолжала делать новости, а также сообщать о них. Ее роман "Асаир", мрачная история обреченного любовного романа, основанная на ее переживаниях зимой 1929 года, когда она жила в одной манхэттенской квартире с обедневшими соседями, был опубликован в Соединенных Штатах под неоднозначными отзывами и плохо продавался.

"Разочарованные", - гласила заметка на редакционной странице газеты Shanghai Evening Post and Mercury, - это литераторы, которые, возможно, знают слишком много для своего блага - за исключением того, что это помогает им зарабатывать на жизнь. Юджин О'Нил, который видел Шанхай в основном изнутри больничной палаты отеля, был одним из них. Другим был Ноэль Кауард. Джордж Бернард Шоу был членом клуба . Безусловно, мисс Эмили Ханн, которая сейчас с нами, "принадлежит""*.

Ее новая работа оставляла достаточно времени для отдыха. Написав утром статью, "я мог встретиться с девушкой за обедом в "Cathay", а затем выпить в гостиной; это означало, что мы подбирали мужчин и устраивали вечеринку".

Расположение отеля Cathay на Бунде делало его естественным центром светской жизни Микки. В слегка беллетризованном рассказе о первых неделях пребывания в Шанхае она описывает, как ее героиня, зарегистрировавшись в "номере 536 или около того, в отеле Cathay", любуется сценой в холле отеля:

Она явно не была одной из тех гладких, ярко оперенных перелетных птиц, которые делали вестибюль Cathay таким приятным местом в полуденный час, который в Шанхае называют "временем тиффина"... за маленькими столиками возникал свежий ажиотаж из-за каждой новой женщины, и шанхайские девушки, пренебрегающие временем, презрительно говорили друг другу, потягивая томатный сок: "Императрица, должно быть, пришла". Они имели в виду не какую-то великолепную даму, а канадско-тихоокеанские лайнеры, которые составляли им столь эффективную конкуренцию.

Помогло то, что она знала владельца отеля. Она встречалась с сэром Виктором за обедом на восьмом этаже, и они отправлялись выпить в шикарный клуб "Канидром" во Френчтауне или поужинать с друзьями в "Еве". Микки часто появлялся с ним на руках на публике, посещая вечеринки в честь своей любимой невестки Гилии, вдовы его младшего брата Гектора, которая стала принцессой Оттобони, выйдя замуж за итальянского графа. Это была дань обаянию Микки, ведь сэру Виктору, чьи дневники полны резких и зачастую жестоких суждений о других женщинах, было легко скучать.

По выходным они ездили через Садовый мост в яхт-клуб с величественным названием "Минг Хонг", который на самом деле был маленькой пристанью в Хонгкеве, откуда местные тайпаны спускали на воду домашние лодки, управляемые китайскими моряками. Сэр Виктор любил гонять на яхте, которую построил в Норвегии, или брать друзей на утиную охоту. В основном же он использовал отремонтированную лодку, которую окрестил Верой, для прогулок по каналам. Иногда они переживали большие приключения, выбираясь из грязи, а чаще использовали ее как своего рода стационарный питейный клуб. На одном из снимков сэра Виктора, сделанных поздней весной 1935 года, Микки в палубных туфлях и чиносах сидит на борту, на крытой парусиной спасательной шлюпке, и болтает с Бернардиной на фоне полудюжины джонок под полным парусом.

Тем временем Микки продолжал открывать для себя Шанхай. "Я посещал китайские школы и читал лекции вежливости, я осматривал новые маленькие фабрики, чтобы потом написать о них, я рассматривал картины русских художников, которые, по моему мнению, были в основном довольно плохими".

Ей также стало понятно преобладающее отношение к местным жителям. Жители Шанхайленда, казалось, смотрели на китайцев как на причудливых - или приводящих в ярость - слуг, обитателей живописных деревень или, в лучшем случае, потомков императоров некогда великой цивилизации. "Если бы я доверился газетам, - писал Микки, - я бы едва ли узнал о существовании китайцев, если бы не далекие звучные имена в новостях о сражениях и стычках с бандитами на реке". Американские "Шанхай ивнинг пост" и "Меркурий" давали более полное представление об условиях, просто потому, что американцы знали о китайцах как о людях, а большинство англичан - нет".

Бернардина, к ее чести, не только знала о китайцах, но и стремилась включить их в свой салон. Многие представители британской и американской элиты высмеивали ее как претенциозную синекожую, но на самом деле она руководила важным моментом в истории Договорного порта. Приезд Микки совпал с первым случаем, когда коренные шанхайцы стали встречаться в обществе с шанхайцами европейского и североамериканского происхождения.

С первых дней существования Шанхая как договорного порта иностранцы и китайцы вели совместный бизнес и жили на одних и тех же улицах, но при этом вели совершенно раздельную жизнь. Ключевой фигурой, соединившей эти миры, был компрадор - слово, возникшее в Макао, где первые португальские торговцы прибегали к услугам кантонских посредников для торговли с местными купцами. В XIX веке к шанхайским компрадорам, которые, как правило, были выходцами из Нинпо и близлежащего водного городка Сучжоу, относились как к главным управляющим в баронском поместье: незаменимые помощники, но вряд ли равные в обществе.

Символом